Принцип комплементарности, то есть идея о взаимной дополнительности очевидно разных и плохо стыкующихся аспектов единой системы, занимает очень существенное место как в физике, так и в психологии XX века. Причем имеются свидетельства, что и Нильс Бор, и Карл Густав Юнг ввели этот принцип в свои научные области – под именами, соответственно, корпускулярно-волновой дуализм и биполярное сознание – явно под сильным впечатлением от работ Уильяма Джеймса (1842-1910), весьма влиятельного в свое время психолога и философа.

В исследованиях Джеймса подробно разбираются клинические случаи расщепленной личности, когда один человек попеременно демонстрирует две очевидно разные индивидуальности, совершенно непохожие друг на друга. И хотя врачу не удается наблюдать их одновременно, имеется возможность получать комплементарно дополняющую информацию о скрытой структуре, лежащей в основе личности в целом.

Анализ накопленных результатов позволил Джеймсу постулировать одновременное сосуществование в сознании всякого человека как минимум двух разных этажей – «верхнего я» и «нижнего я» – которые даже при взаимном неведении и игнорировании друг друга, тем не менее, постоянно взаимодействуют, комплементарно влияя на совокупную личность. Эта концепция, несомненно, произвела впечатление на Юнга, что можно видеть уже по его диссертации 1902 года «О психологии и патологии так называемых оккультных феноменов», где цитируются два случая расщепленной личности, описанные в фундаментальном труде Джеймса «Принципы психологии»[1].

Те же по сути идеи о разных уровнях психики нашли свое отражение и в ранних экспериментах Юнга с «технологическим» подступом к бессознательному, когда он не без успеха опробовал на пациентах оригинальный метод словесных ассоциаций. С помощью несложной аппаратуры – вроде таймера, фиксирующего время задержки в реакциях с ответом, или кожногальванического датчика, регистрирующего микровыделения пота – у пациентов удавалось выявлять «проблемные» слова-ключи, последующее обсуждение которых открывало доступ к очагам психозов и других душевных расстройств, скрытых в глубинных уровнях сознания.

*

В те годы Юнг работал врачом в психиатрической клинике Бургхёльцли при Цюрихском университете и в отличие от большинства других коллег-психиатров, лишь констатировавших диагноз на основе отмечаемых симптомов, всячески пытался постичь смысл поразительных образов, порождаемых психикой больных пациентов. Именно тогда стала зарождаться юнговская теория о коллективном бессознательном и населяющих его архетипах, поскольку фантазии психбольных, несмотря на их причудливость и разнообразие, постоянно демонстрировали некую глубинную общность – отсылая к устойчивым образам в мифах и религиях самых разных народов.

Серьезнейшим для Юнга подспорьем в этих исследованиях стал фрейдовский психоанализ и разработанные Фрейдом методы для проникновения в мир бессознательного через толкование сновидений пациентов. Последующее личное знакомство положило начало очень тесному сближению и сотрудничеству двух ученых на протяжении 1907-1911 годов, вплоть до того, что Зигмунд Фрейд стал считать Юнга своим «избранным наследником» и главным продолжателем начатой им работы.

Проблема была в том, что у Юнга уже имелись собственные взгляды на психологию, причем они существенно расходились с базовыми установками теории Фрейда, где в основу всех психических проблем человека была заложена исключительно сексуальность в ее разнообразных проявлениях. Юнг же в своей практике наблюдал многочисленные неврозы, вызванные совсем другими причинами, вроде трудностей социальной адаптации, депрессий из-за трагических обстоятельств и массы других факторов, весьма далеких от проблем секса.

Особо отчетливо Юнг осознал эти расхождения в 1910 году, когда при одной из очередных встреч в Вене Фрейд сказал ему примерно следующее: «Дорогой мой, обещайте мне, что вы никогда не откажетесь от сексуальной теории. Это превыше всего. Мы должны сделать из нее догму, неприступный бастион … против потоков черной грязи и (на мгновение запнувшись) против оккультизма»[2].

**

Мало сказать, что Юнга совершенно не привлекала перспектива встать во главе охранителей какой-то новой догмы, подозрительно похожей на недоказанную гипотезу. Контекст всей беседы не оставлял сомнений, что именно понимал под «оккультизмом» его учитель. Физиологический, так сказать, материализм Фрейда в принципе отвергал для его психоанализа все, что уже было известно о тайнах человеческой души из таких источников, как откровения философов-мистиков, разнообразные переживания религиозного опыта или, наконец, исследования парапсихологических феноменов.

И хотя Юнгу откровенно не нравилось само слово «оккультизм», именно в этом вопросе он был категорически не согласен с предводителем. Не только результаты его собственных исследований, но также и научная интуиция Юнга, и внушительный личный опыт в переживаниях и наблюдениях психофизических феноменов – все это в совокупности не позволяло принять позицию Фрейда.

С раннего детства Юнга посещали необычные сны и видения, содержавшие образы, явно чуждые детскому сознанию. В студенческую пору он увлекся феноменом спиритизма и несколько лет посещал сеансы медиумов, сопровождавшиеся вызовом духов, столоверчением и прочими «чудесами». Набравшись в подобных делах опыта, Юнг порой бывал свидетелем того, как медиум может имитировать спиритический феномен, то есть попросту говоря мошенничать. Однако ни реальность собственно феномена, ни явления духов предков из потустороннего мира никаких сомнений у него не вызывали.

Наконец, незадолго до окончания университета, Юнгу довелось лично присутствовать при нескольких мощных психокинетических явлениях типа полтергейста. Эти происшествия, собственно, и стали важным толчком для неожиданного обращения молодого выпускника-медика к области психиатрии. Юнг осознал, что психиатрия – это и есть та самая область исследований, которую он давно для себя искал и долго не мог найти. Именно здесь обнаружилась практически неисследованная пограничная зона между биологическим телом, как миром материи, и психикой человека, представляющей мир сознания.

***

При таких исходных условиях неудивительно, что книга Юнга «Символы и метаморфозы либидо»[3], опубликованная им в 1912 году, то есть на пике карьеры во фрейдистском психоаналитическом сообществе, оказалась по сути своей манифестом восстания. Разрабатывая базовую идею Фрейда о либидо – или сексуальном влечении – как основе всей психической деятельности человека, Юнг в итоге пришел к выводу о необходимости замены самого термина «либидо» на звучащее более нейтрально словосочетание «психическая энергия».

По убеждению Юнга, внутренний мир человека отнюдь не управляется лишь сексуальными порывами и стремлением к наслаждению, а обладает той же степенью самостоятельности, что и внешняя реальность. Сны и галлюцинации, фанатические убеждения и маниакальные идеи, всевозможные фобии и так далее – все это примеры автономных процессов в человеческом сознании, проявляющих разнообразные аспекты психической энергии…

Понятно, что разрыв с Фрейдом, ревниво оберегавшим свои догмы, был неизбежен. Но при этом разрыв стал катализатором сильнейшего психологического кризиса в жизни Юнга, когда он словно утратил почву под ногами, разом лишившись и наставника, и его окружения, которое уже начинал считать своей естественной средой. Одновременно с кризисом у Юнга начались сильные медиумические видения, в ходе которых ему стал являться некий таинственный собеседник из египетско-эллинистической эпохи. Мудрый старец называл себя Филемон и неоднократно появлялся с беседами-поучениями, сообщая весьма любопытные идеи и информацию.

Общее изложение этих наставлений Юнг поначалу записал в толстой тетради, из-за цвета обложки получившей название «Черная книга», а впоследствии тот же самый материал в более нарядном эстетическом оформлении стал известен как «Красная книга» и среди адептов-юнгианцев обрел статус фактически религиозной реликвии. Под конец жизни в своих мемуарах Юнг признавался, что Филемон в памятный период кризиса стал для него чем-то вроде духовного гуру и по сути дела повлиял на все последующие исследования.

[1] William James, The Principles of Psychology (1890), (Cambridge, 1981)

[2] C.G. Jung, Memories, Dreams, Reflections, ed. Aniela Jaffe (Glasgow, 1977)

[3] C.G. Jung. Wandlungen und Symbole der Libido (The Psychology of the Unconscious, later Symbols of Transformation)