Кольцо и квадрат [19]

Биографы Паули и исследователи философских – внефизических, так сказать – взглядов ученого на природу долгое время были вынуждены работать с сильной оглядкой на жену физика, которая вплоть до своей смерти в 1987 году контролировала доступ к рукописному архиву супруга. Франка Паули была женщиной с сильным, но что называется тяжелым характером, и при этом откровенно недолюбливала К.Г. Юнга вместе с его специфическим «психо-оккультным» окружением. Так что после кончины своего знаменитого мужа она сделала все, чтобы В.П. остался в истории исключительно как один из апостолов новой физики – без каких-либо упоминаний о его второй, менее известной стороне.

Помимо давней и общей антипатии Франки Паули к юнгианским увлечениям своего супруга, дополнительной неприязни тут не мог не добавить и еще один, сугубо персональный аспект – в лице Марии Луизы фон Франц, одной из ассистенток Юнга, с которой у Вольфганга Паули по возвращении из Америки завязалось нечто вроде романа в письмах. Имел ли место тут роман настоящий, биографы спорят по сию пору, ибо сама фон Франц это отрицала, а пачку ее ответных писем к Паули жена физика уничтожила, никому не показав.

Вряд ли хоть кого-то, кроме самих этих людей, касаются деликатные аспекты их отношений, но что действительно важно, так это множество идей Паули, описаний его сновидений и их интерпретаций, изложенных и сохранившихся для истории в письмах ученого к фон Франц. Среди комплекса этих документов одно из наиболее значительных мест, как по общему размеру текста, так и по богатству содержания, занимает письмо от 30 октября 1953 года с описанием «урока игры на фортепиано» [1].

Нередко эту развернутую фантазию Паули называют «сном», но в действительности речь идет о сеансе так называемого «активного воображения» – практиковавшейся Юнгом и его школой психотерапевтической технике типа общеизвестного самогипноза, когда человек расслабляется и погружает себя в состояние грез наяву, что трактуется как свободный диалог между сознанием и бессознательным. Вольфганг Паули явно овладел данным исследовательским методом, а в письме к фон Франц подробно описал один из содержательных экспериментов такого рода.

Здесь, конечно же, не место для детального пересказа этого предлинного письма, тем более, что оно содержало весьма личные моменты и явно не предназначалось для широкой публикации, однако несколько крайне важных моментов упомянуть надо обязательно. Ибо они непосредственно связаны с физикой и математикой, а именно математику с ее четким символизмом Паули в итоге выбрал в качестве основы для своего нейтрального языка, способного универсально описывать психический и материальный компоненты природы.

«Активная фантазия» Паули начинается с того, что он ощущает сильные проблемы со сведением вместе двух школ: старой школы, где понимают слова, но не их смысл, и новой школы, где понимают смысл, но не его слова. В ответ на мысленный призыв о помощи звучит голос «Мастера», который произносит фразу «обращение времени», после чего появляются бумажные конусы – как «образы Мастера», где разные слои бумаги представляют разные слои времени, то есть эпохи в жизни Паули.

Все события из разных слоев происходят как бы одновременно, и если на одном из слоев Паули посещает Марию Луизу фон Франц в настоящем времени, то на другом он снова мальчик-школьник в Вене 1913 года, несущий папку с нотами и входящий в дом, где возле старого рояля стоит изящная черноволосая дама. Эта женщина смотрит на него как давний и хорошо знакомый друг, говоря такие слова: «Ты давно не играл на фортепиано. Я хочу дать тебе урок игры… Ведь можно играть в миноре белыми клавишами и в мажоре черными, это лишь вопрос знания о том, как играть».

Далее происходит еще много чего разного, заключается же сеанс фантазии тем, что откуда-то снова слышится голос Мастера, загадочно говорящего «Подожди, трансформация эволюционного центра», и неожиданно у женщины на пальце оказывается кольцо. О нем говорится, что это кольцо i или «мнимая единица» в математике комплексных чисел, то есть квадратный корень из -1…

Хотя письмо с картинами этих замысловатых видений, можно напомнить, было адресовано профессиональному психологу со специализацией в толковании снов и свободных фантазий, Паули из длительного общения с Юнгом и его окружением отлично знал, что в символах математики и физики эти люди понимают куда меньше, чем он сам в психологии. Иначе говоря, получалось так, что никто не мог дать лучшей интерпретации подобным снам и видениям, нежели сам Паули, исследующий свое персональное и коллективное бессознательное.

В принципе имелась, конечно, еще одна сторона, прекрасно себе представляющая, какого рода идеи должны доносить столь трудно понимаемые образы из видений – а именно, те, кто проецировал эти образы в сознание Паули. Однако для ученого, абсолютно уверенного в собственном здравом рассудке, сама мысль о том, что в его сознании может осмысленно присутствовать кто-то еще – другой, другая или другие – представлялась абсолютно неприемлемой.

Вокруг этой темы между Паули и Юнгом примерно в 1948 году имел место весьма серьезный спор, поскольку Юнг в тот период пришел к постулированию нескольких слоев бессознательного, или, другими словами, появилась возможность говорить о некой шкале уровней в сознании и постепенных переходах – как от сознательного к бессознательному, так и в обратном направлении. Согласно этой модели, близкие к сознательному уровню слои персонального бессознательного можно изменять усилиями сознания, в то время как более глубокие и, соответственно, наиболее «коллективные уровни» бессознательного от таких усилий меняться не могут.

Если же эту модель перевернуть, назвав глубины вершинами, то из нее получалось, что разные – более или менее зрелые – части сознания были словно участки суши, поднимающиеся над водой на разные уровни высоты, а это привело Юнга к гипотезе, что бессознательное состоит в каком-то смысле из множества разных сознаний, подобных островам… Однако, для логики Вольфганга Паули вся эта необычная картина в то время представлялась крайне нечеткой, сомнительной и вообще малоприемлемой, поэтому он раскритиковал данную модель до такой степени, что Юнг решил от нее отказаться и впоследствии использовал абстрактные, куда менее наглядные концепции «абсолютного знания» и «потенциального бессознательного».

***

В том же 1948 году, надо отметить, между Юнгом и Паули происходило и первое обсуждение юнговской концепции синхроничности, вызвавшей у физика куда больший интерес. В ночь после этого разговора к Паули приходит математический образ многолистных римановых поверхностей, как бы иллюстрирующий механику феномена, и уже на следующий день он пишет Юнгу письмо с описанием «дополнительной концепции», поясняющей синхроничность.[2]

Двулистная риманова поверхность с «ядром» личности

Значения многозначной аналитической функции, такой как риманова поверхность (по имени применившего ее математика Бернгарда Римана), разделены между разными листами или слоями, которых может быть бесконечно много, но для удобства иллюстрации рассматриваются лишь два. Один из листов, по модели В.П., представляет субъективный фактор действительности, такой как сон, другой лист представляет собой внешнее, объективное событие, связанное со сном, а в месте их пересечения находится саморегулирующийся центр души или «радиоактивное ядро» личности, как предпочитал называть это Паули.

Тогда кольцо окружности, проводимое вокруг центра, излучающего события, помогает, по мысли ученого, пояснить переходы между листами и формирование синхроничных связей между происходящим в снах и в реальной жизни. И если наложить эту модель на более поздний «урок игры на фортепиано», то с образом перемещений по окружности здесь оказывается тесно связана мнимая единица i – как операция вращения на кольце, имеющая функцию объединения пространств в математике и квантовой физике…

Понятно, наверное, что для кого-то еще, кроме самого Паули, эти весьма тонкие интуитивные прозрения взаимосвязей представлялись чрезвычайно туманными, да и сам он испытывал существенные затруднения со вписыванием этой модели в физическую картину мира, одновременно демонстрирующего мощную динамику и поразительную устойчивость. Подсказка, как обычно, пришла во сне (в ноябре 1953 года), в образе уже знакомой китаянки, которая пыталась донести до В.П. соотношение между стабильностью и динамизмом мира с помощью довольно несложной, но многозначительной схемы: квадрата, в котором пары противоположных вершин соединены пунктирными диагоналями – для обозначения рисунка их «танца» или периодического обмена своими местами.[3]