Если судить по письмам Паули начала 1950-х годов, то глубокое погружение ученого в мир идей Иоганна Кеплера и Роберта Фладда в итоге явно повлияло и на эволюцию его собственных взглядов. Чем больше размышлял Паули об алхимических, по сути, тайнах единства сознания и материи, тем больше укреплялось его убеждение, что классические воззрения на реальность и причинность в природе для новой физики совершенно не годятся.
И если Эйнштейн продолжал упорно настаивать на признании «объективной реальности», иначе говоря, состояний физических систем, которые существуют объективно в независимости от их наблюдений или измерений, то Паули был уверен скорее в обратном. А именно в том, что влияние сознания на материю, или – выражаясь более формально – влияние процесса наблюдения на реальность, должно составлять центральную часть любой современной научной теории.
Эта идея была вполне созвучна выводам квантовой механики (если под актом наблюдения подразумевать воздействие измерительного прибора), но существенно противоречила позиции даосизма, долгое время разделявшейся Вольфгангом Паули. Примерно на рубеже 1951-1952 годов он пришел к заключению, что даосам свойственен подчеркнуто статичный взгляд на мир, где постулирован некий космический порядок, с которым мудрые люди могут жить в гармонии, однако никаких взаимодействий между таким порядком и человеческим сознанием здесь не предполагается.
Для Паули же куда более состоятельной и привлекательной стала выглядеть идея о космосе развивающемся, где реальность все время видоизменяется под воздействием человеческого сознания. Этой новой своей позиции ученый дал название интерактивная или, иначе, эволюционная модель.[1]
*
Рассуждая о возможных вариантах эволюции космоса, Паули в письме к Юнгу (лето 1952 г.) указывает на два наиболее очевидных сценария: один изображает этот процесс как чисто линейный – мир, который появляется лишь однажды и развивается к своему конечному состоянию; в другой же картине мир постоянно возникает и исчезает как регулярный циклический процесс, не имея ни конца, ни начала. Признавая, что на объективных основаниях пока невозможно решить, какая из этих моделей является более правильной, Паули, тем не менее, интуитивно отдавал явное предпочтение циклическому сценарию, характерному для восточного мировоззрения.[2]
Анализировать источники, питающие интуицию, всегда довольно сложно, но в данном случае несомненно, что для ученого концепция регулярных циклов космоса была неразрывно связана с идеями ритма и вращения, часто и отчетливо посещавшими его в снах. Визуально эти идеи могли выражаться как ритмичный танец, исполняемый экзотической азиатской женщиной, которая по ощущениям Паули символизировала некую тайную мудрость или собственное знание природы.
Вот как выглядел, в частности, один такой сон с «китаянкой» или «темной женщиной», как называл В.П. этот образ, приснившийся ему в конце сентября 1952 года [3]. На протяжении всего сновидения очень красивая, стройная и черноволосая китаянка с раскосыми глазами не проронила ни слова, исполняя какой-то странный танец и выражая себя исключительно в жестах и движениях, словно в балете.
Ритмично двигаясь вперед, она открывает в полу люк и опускается в него по ступеням винтовой лестницы, сделав Паули знак следовать за ней. Этажом ниже он видит аудиторию и группу «незнакомцев», ожидающих, когда Паули сделает для них доклад с трибуны.
**
Китаянка тем временем продолжает свой ритмичный танец на лестнице, то поднимаясь по ступеням через люк наверх, то вновь опускаясь на нижний этаж. В процессе того, как она это делает, она держит указательный палец своей левой руки и саму руку указывающими вверх, а правую руку и ее указательный палец направленными вниз.
Хотя женщина по-прежнему не произносит ни слова, Паули вполне понимает, что означает этот танец: «Для нее нет никакой разницы между верхом и низом». Постоянное повторение этих ритмических движений в итоге дает мощный эффект – вся окружающая обстановка постепенно приходит во вращательное движение, различие между двумя этажами каким-то непостижимым «волшебным» образом исчезает, а Паули, соответственно, пробуждается ото сна…
В сновидениях В.П. тема ритмичных колебаний-осцилляций и порождаемых ими вращений пространства появлялась неоднократно и прежде. Например, в одном из писем 1938 года Паули рассказывает, что в снах его душа (Анима) проявляет свою концепцию времени с помощью «странных символов осцилляции», принадлежащих к той же категории символов периодичности из более раннего материала, как «светлые и темные полосы» или «маятники у маленьких человечков» в сне о Часах Мира.
Теперь же ритмические и циклические аспекты в природе космоса естественным образом захватили Паули еще сильнее, поскольку сложились, наконец, все условия для его поездки в Индию. Коллега и бывший ученик В.П., индийский физик Хоми Баба, уже несколько лет приглашал посетить их новый Институт фундаментальных исследований в Бомбее, и к началу ноября 1952 года такой визит с серией лекций удалось наконец устроить.
***
Близкое знакомство с культурой, философией и религией Индии особо поразило ученого тем, сколь мощно здесь присутствует отчетливый символизм ритма. Который проявляется буквально во всем – от концепции периодических сотворений и угасаний эпох мира до знаменитого танца Шивы, символизирующего непрерывные вибрации и согласованные движения всех частиц космоса.
Определенно ощущая себя совершенно западным человеком и по культурным традициям, и по общему мировоззрению, Паули не мог не признать, что в этом отношении Восток ему несоизмеримо ближе. В одном из писем, написанных из Индии в декабре 1952 года [4], В.П. приходит к выводу, что абсолютное отсутствие ритмического аспекта в христианстве и иудаизме было именно той причиной, из-за которой эти религии совершенно никак его не затронули.
Несколько переформулированная в термины юнговской психологии, эта же идея звучала так, что западные религии «не смогли предложить адекватного выражения для его бессознательного». Нечто соответствующее идеям ритмических циклов в эволюции космоса Паули сумел отыскать лишь у древнегреческих философов-досократиков вроде пифагорейцев и Гераклита.
Длинную, рассчитанную почти на пять месяцев поездку в Индию пришлось прервать значительно раньше, уже в январе 1953 г., поскольку непривычный для европейцев климат тяжело отразился на здоровье жены Паули. Однако на самого В.П., по его собственному признанию, индийский вояж подействовал необычайно воодушевляюще, дав новые импульсы к творчеству и возродив к жизни отложенные некогда идеи.
[1] Pauli to Jaffé, 3 Dec. 1951 [54P], in Atom and Archetype: The Pauli/Jung letters 1932-1958, ed. C.A. Meier (Princeton, 2001)
[2] Pauli to Jung, 17 Jun. 1952 [56P], Ibid (PJL).
[3] Pauli to von Franz, 12 Oct. 1952 [1472], PLC IV/1; and Pauli to Jung, 27 Feb. 1953 [58P], PJL.
[4] Pauli to von Franz, 16 Dec. 1952 [1498], PLC IV/1.